— Более властная, чем ты? — недоверчиво спросила Тото, припоминая первые детские впечатления об урагане «Нита», который налетал всякий раз, когда она совершала даже мелкий и, с ее точки зрения, вполне простительный проступок.
— Ну вот и нашла коса на камень.
— Значит так, — подытожила Татьяна, — я тебе оставляю все фотографии, ты узорчики внимательно разглядываешь и все, что приходит в голову, потом мне рассказываешь. А я побежала. Андрюша уже, наверное, волнуется.
— Не понял, — признался Варчук, когда капитан Сахалтуев устроился за своим столом, вытащил из пакета с надписью «Ваш семейный магазин» прозаический кипятильник и приготовился заваривать чай дедовским, безотказным способом.
— Я всегда говорил, что ты тугодум, — не стал отнекиваться капитан.
— Ты же в отгуле. Ты же рапорт смог написать, — не остался в долгу майор.
— Само собой.
— Отчего же я тебя визуально наблюдаю?
— Я в отгуле, а не умер, — сдержанно напомнил Юрка. — Чай пить уважаешь? Я пирожные принес.
— Разумно, — одобрило начальство.
— А спроси меня, где я был, — начал Сахалтуев, которого просто-таки распирало от какой-то новости, но договорить ему не удалось.
— Юрий Иванович! — закричал от дверей Артем. — Вы же в отгуле.
— Да, — мрачно отвечал капитан, сообразивший, что теперь три дня подряд обречен отвечать на дурацкие вопросы.
— Тогда зачем вы на работу пришли?
— Я тут гуляю! — прорычал Юрка. — Брысь за стол и слушать молча!
— Так точно.
— И тарелочку найди для пирожных. Не видишь, что ли? Старшие товарищи вразнос пошли.
— Ну что, — ехидно сказал Николай, — судя по всему, некоторые — не станем показывать на них пальцами, но скажем, что они носят капитанские погоны, — побывали в центре города. В Музейном переулке, например. А почему бы и нет? Приобщение к высокому искусству делает честь сотрудникам внутренних органов. Внутренние органы тоже жаждут прекрасного.
Стажер захихикал.
— Одно удивляет, — не унимался майор. — Судя по всему, ценитель живописи и керамики явно забыл, как издевался над другими, как просто проходу не давал.
— Пирожными не поделюсь, — пригрозил Сахалтуев. — Даже не подумаю. Еще чего.
— Пытки запрещены Женевской конвенцией! — завопил Варчук, выхватывая у друга кулек. — Что стряслось-то?
— Любовные истории сразу опускаем, — строго предупредил Юрка. — Это любителям «мыльных» опер, серии на три хватит, а то и на четыре с гаком. Лично меня заинтересовали две вещи. Первая — на площади Льва Толстого, в самом начале Большой Васильковской, она стряхнула меня, как репей с хвоста; как стажера какого-нибудь несмышленого.
— Попрошу! — возмутился Артем.
— Второе, — ухом не повел Сахалтуев. — Стряхнула она не только меня, что, с одной стороны, утешает, а с другой — заставляет крепко задуматься.
— У нас появилась конкурирующая организация? — спросил Варчук, от волнения отложивший в сторону пирожное «Тирамису», за которое в обычном состоянии предлагал на выбор бессмертную душу, вечную признательность или последнюю пятерку до зарплаты.
— Две! — возвестил Сахалтуев и откинулся на спинку стула, наслаждаясь произведенным эффектом.
На сей раз Вадим Григорьевич назначил Марине свидание в месте странном и редко посещаемом, хотя его трудно назвать совершенно безлюдным. Колонна Магдебургского права, стоящая у Днепровской набережной, не являлась у нынешнего поколения киевлян местом паломничества еще и потому, что славящаяся своей крутизной широкая улица, отделявшая ее от Днепра, по которой в былые времена торжественно и чинно проезжали экипажи, теперь стала чем-то вроде скоростной трассы. Машины, проносившиеся мимо на крейсерской скорости, громыхали по брусчатке, вздымали тучи пыли и оставляли за собой плотный шлейф выхлопных газов, короче — удовольствия от прогулки не добавляли.
Впрочем, девушке было абсолютно все равно, где именно ей предстоит беседовать с неожиданным союзником. У нее уже сложился и созрел план, и привести его в исполнение мог только Вадим. Марина не погнушалась бы никаким способом, чтобы заставить его помочь.
— Значит, так, — начала она с места в карьер, и Вадим Григорьевич невесело усмехнулся: пару минут тому назад он побился об заклад с самим собой (больше никого в округе не наблюдалось), что поздороваться эта райская птица снова забудет. Таким образом, он был должен себе коктейль, против чего совершенно не возражал.
— Я должна выйти за него замуж. Немедленно. Иначе я его потеряю окончательно и бесповоротно. Это и вам спутает карты.
— Вполне естественное решение, но как я могу… э-э-э, поспособствовать?
— Слушайте меня внимательно, — сказала Марина, усаживаясь на скамейку. — Это не я к вам пришла, это вы меня позвали. И не я для какого-то хрена фотографировала Андрея; и я до сих пор не убеждена, что вы мне сказали правду. Да что там, я уверена, что весь этот ваш мексиканский сериал — сказочка для умственно отсталых. Только меня это не касается. Вы влезли в мою жизнь, предлагали помощь и содействие, вот и пришла пора содействовать.
— Вы очень изменились за это время, — мягко улыбнулся Вадим.
— Жизнь заставила. — Марина жалобно посмотрела на собеседника, и он увидел, что глаза у нее красные, воспаленные и больные, как у побитой собаки. — Дома он теперь не ночует, меня старательно избегает. Если так дело и дальше пойдет, то через неделю самое большее он наберется духу и решится на объяснение. А после этого у меня будет два варианта: либо на панель, либо домой. Второе хуже.