Стеклянный ключ - Страница 124

124

Он хлопнул дверью с такой силой, что на пол с подоконника слетела ваза с цветами.

Марина начала собирать осколки и вымакивать воду, поднимать цветы, но они выскальзывали из плохо гнущихся пальцев как живые, сопротивляясь ее напрасным усилиям. Движения девушки казались бестолковыми, будто она пьяная или слепая. Все в этом доме, начиная от хозяина, заканчивая самой глупой бездушной вещью, не принимало ее — и это неприятие она ощущала всей поверхностью кожи. Наконец девушка порезалась осколком, села на пол и горько зарыдала, разглядывая трясущуюся порезанную ладонь.

— Все, все, — шептала она как заведенная, — все, все…

* * *

Подкатив чуть ли не к самому парадному, Андрей замер в нерешительности — как поступить? Он не мог ни расстаться с Татьяной, ни остаться с ней. Ему хотелось, чтобы ее вообще никогда не было в его жизни — ни ее, ни этой безумной квартиры с не менее безумными обитателями, но никто не властен над прошлым. Встреча уже состоялась, и жить так, как если бы она не случилась, оказалось решительно невозможно.

Он думал о своем и не заметил, что облюбованная им лавочка уже занята и оттуда не без любопытства рассматривает его некая фигура. Наконец фигуре наскучило ждать, когда он примет решение, она отделилась от скамейки, подошла к машине и, наклонившись к ветровому окну, сказала: «Эй!»

— Артур? — подпрыгнул Трояновский на месте. — Это ты?

— Добрый вечер, коллега, — приветствовал его Скорецкий. — Что, не спится?

Андрей вылез из машины и потопал к их персональной лавочке. Устроился поудобнее, запахнул ветровку.

— Холодновато сегодня.

— А я вот в гостях засиделся, — пояснил Артур, — в преферанс резался с нашими дамами. Хорошо, что на гривенники, а не на гривны. А то бы вообще ушел без штанов. Ох, они звери. Особенно Липочка. Софья Ковалевская по сравнению с ней отдыхает.

— Никогда не сказал бы.

— Вот-вот. Божий же одуванчик с диагнозом: «Мадам, уже падают дятлы». А там не мозги, но компьютер. Только не слышно, как щелкает.

— Долго сидели? — равнодушно поинтересовался Андрей, погруженный в невеселые раздумья.

— Вот недавно вышел. И так идти лень домой. — Артур тронул его за плечо. — Татьяна не придет. Она звонила несколько часов назад. Это я просто так тут сижу, по привычке.

— Боюсь, у меня тоже заведется такая привычка, — горько усмехнулся Трояновский.

Скорецкий поцокал языком:

— Плохая привычка. Лучше поменяй ее на какую-нибудь другую, пока не поздно. Вот очень неплохо лазить в окна к любимой женщине, признаваться ей в любви. А еще, мне кажется, хорошо бы завести привычку поговорить, пока поезд не ушел.

— Она тебе что-то рассказывала? — вскинулся Андрей.

Артур криво усмехнулся:

— Я ее не видел. Но такое выражение, как у тебя, уже видел однажды. Не самое прекрасное зрелище в мире, если разобраться.

— Точно. Мерзкая рожа.

— Отчаявшаяся. Что случилось?

Андрей довольно долго смотрел на Артура, не зная, можно ли говорить с ним о таком интимном.

— Тебе не кажется, что мы с тобой сталкиваемся, как попутчики в одном купе? — спросил тот. — А попутчику многое можно рассказать.

— Ой ли, попутчики? — усомнился Трояновский.

— Я потерял ее — это медицинский факт, — на удивление спокойно ответил Артур. — Но в Афгане я понял одно: главное, чтобы близкий друг остался жив. Неважно, где он, с кем он, кто он, если с ним все в порядке. Я ее потерял, но я не хочу, чтобы теряла она.

Андрей поколебался всего несколько секунд:

— Кажется, я ее предал.

— И себя заодно.

— И себя…

* * *

— А теперь слухайте сюда, — деловито сказала Тото, копаясь в шкафу и прикладывая к себе вешалки с разными костюмами. Новый образ требовал осознания, и она пыталась понять, что из прошлых нарядов ей пойдет, а что придется отвесить в сторону до следующей перемены облика. — О сантиментах мы поговорили, нужно поговорить о коммерции.

— Крупной или мелкой? В чем гешефт? — уточнила Нита.

— Ах, оставьте ваших глупостей, — заявила внучка. — Коммерция не может быть крупной или мелкой. Это как искусство, или высокое, или вообще никакое.

— И какое у нас искусство?

Татьяна оживилась:

— О, презабавное. Значит, так, наши драгоценные Капочка и Липочка при помощи маникюрных ножниц взломали Шурин тайничок. То есть мы с тобой предполагаем, что он Шурин, а на самом деле, кто его знает.

Антонина Владимировна призналась:

— Это ужасно звучит: маникюрные ножницы, взлом, Капа и Липа — кладоискатели. Просто переполох в благородном семействе.

— Знала бы ты, как это жутко выглядит, — наябедничала Тото. — А на заднем плане вообрази мятущихся и страждущих Геночку и Аполлинариевича, которых лишили заслуженного кусочка славы. Помнишь анекдот? Почему мужчины не берут женщин на рыбалку? Потому что женщины неправильно насаживают червячка, неправильно забрасывают удочку, слишком громко говорят, неверно подсекают и вообще… ловят рыбы значительно больше.

— Выкладывай, что они там нашли.

— Три письма. И черепаховый ларец.

— Три Шурины письма? И ради этого стоило колупать ножницами бесценные изразцы? А что в ларце?

— Во-первых, откуда ты знала, что именно изразцы?

— Тоже мне, бином Ньютона, — Нита кивнула на кучу фотографий. — Фрагменты узора, отдельная плитка, представляющая их в совокупности. Кстати, где-то вычитала, что совокупление — это покупка совы. Так что с письмами и с ларцом?

— Я бы и признала их Шуриными, — не удержалась Татьяна от эффектной позы, — но только они датированы одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмым годом. Кроме того, вряд ли у бесценной прабабули были почерк и подпись Луи четырнадцатого. А в черепаховом ларце обнаружились не менее бесценные, чем прабабуля, звездчатые сапфиры неимоверной красоты и немыслимой величины. И тот, и другой я отдала Пашке, чтобы он вызвал экспертов, — ему проще провернуть такое дельце, не поднимая много шума. Ты ведь не против?

124