Жанна тоже собиралась, но при этом понимала, что собирается на собственные поминки. Алина ей вчера все расписала как по нотам.
— Почему, — возмутилась она наконец, — я должна тащиться на какую-то занюханную выставку? Там что, призы раздают самым активным посетителям? Кто сейчас вообще ходит на выставки?
— Потому что, — не вытерпел Сергей, — понаехало таких, как ты, и на выставки не ходят. И в театры ходят редко. И в кино ходят жрать попкорн! Кроме танцулек, в жизни существует кое-что еще…
— Что?! Что существует?! — окрысилась Жанна. — Перезрелая тетка с вот такими титьками? — И она описала руками размеры груди.
Сергей не без удовольствия представил упомянутый бюст:
— Кстати, грудь женщине тоже не мешает. А твою, извини, птенчик, моя мама советовала мазать зеленкой — чтобы быстрее прошло.
— Повтори, что ты сказал? — тихо и яростно попросила девушка.
— Да я еще мягко выразился. — Он взял Жанну за плечи, сдавил так, что она тихо пискнула. — Послушай, сколько я ни прошу тебя пойти со мной на какое-нибудь мероприятие, так ты капризничаешь, фокусничаешь, ломаешься, кривляешься. Что ты себе думаешь?
— А тебе не приходило в голову, что мне просто противно стоять рядом и слушать, как тебя спрашивают: «А кто ваша очаровательная спутница?» А ты отвечаешь: «Жанна. Просто Жанночка, мой незаменимый секретарь». Спасибо, что хоть не подстилка, — произнесла она вслух то, что строгая Ковальская предписывала скрывать до последнего. Но что-то подсказывало ей, что это и есть ее последний выход на этой сцене.
— Детка, — поморщился Сергей, которому как раз не хватало скандала перед выходом для полного счастья, — ты умеешь довести до белого каления.
Но Жанна не разозлилась окончательно, а неожиданно беззлобно, как-то беспомощно и горестно произнесла:
— Да нет, до тех пор, пока не появилась Татьяна Леонтьевна, тебе все было по душе. И как я одеваюсь, и как говорю, и как сижу, и как веду себя в обществе. И в постели нам тоже было хорошо. А потом все изменилось в несколько дней, будто бы тебя околдовали.
— Все познается в сравнении, — процедил он сквозь зубы.
И тут же осекся. Он и сам понимал, что превысил меру допустимого. Но Жанна, вопреки ожиданиям, не обиделась. Голос ее звучал глухо и тоскливо:
— В принципе я тоже расплачиваюсь за грехи — ведь есть за что. Машку свою ты бросил, потому что я была моложе и привлекательнее. А я-то, дура, радовалась и совсем не думала, каково ей, прожившей с тобой бок о бок столько лет. И когда мы где-то появлялись, то твои друзья облизывались и делали мне неприличные комплименты. И почему-то это тебя вовсе не оскорбляло. Сейчас ты оставил меня. — Сергей хотел возразить, и она протестующе выставила вперед ладонь. — Нет, не спорь. Ты меня уже оставил, даже если я буду спать в твоей постели до тех пор, пока рак на горе свистнет. Так вот, ты оставил меня ради нее. И чисто по-человечески я тебя даже где-то могу понять. Будь я мужиком, я бы тоже кинулась на нее, а не на меня. Какая бы глупенькая я ни была, глаза у меня есть и я все вижу. Знаешь, как сказала Алинка? К ней надо на курсы записываться, как с вами, мерзавцами, управляться. Я ей даже не завидую. Я рада, что есть такие… — Девушка замялась, подбирая нужное слово, и внезапно выпалила: — Леди, которые живут так, как чувствуют, а не так, как нужно. Не ради семьи там, детей и работы; не как бабы наши несчастные — с любым придурком, только чтобы не остаться одной на старости лет. А как белые человеки. И тебе это приятно, и всем остальным. Потому что, — Жанна беспомощно водила руками в воздухе, пытаясь высказать непривычные для себя сложные мысли, ведь ей не часто приходилось упражняться в ораторском искусстве, — не важно, кто ты: вы, мужики, так же связаны по рукам и ногам, как и ваши бабы. Детьми, зарплатами, проблемами выше крыши. У вас даже глаза косые от всего этого кошмара. И тут вдруг Татьяна — как глоток свежего воздуха. Заходит, и хочется аплодировать…
Жанна затряслась от рыданий, закрывая ладонью рот. Но быстро овладела собой, промокнула потекшую тушь бумажной салфеткой. Горе ее неподдельно, она по-своему очень привязалась к Сергею и с ужасом понимала, что их отношениям в любом случае пришел конец. Сергей смотрел на нее с сочувствием и интересом. Для него такие беседы — откровение.
— Я тебя правда понимаю. Вот мне сразу стало интересно, а где она тряпки берет? Даже если захотеть так одеться, то в магазинах не купишь. С ног собьешься все это выбегать…
— Это называется стиль, — мягко пояснил Колганов.
— А уж тебе как должно быть интересно. Я же чувствую, как ты в нее влюбляешься. Как гриппом заболеваешь. Сначала насморк, потом голова болеть начинает, потом температура, бред, а потом все — обвал. Только, Сереженька, она тебя оставит. Ты-то ей, свободной и красивой, зачем? Ее свобода — это прекрасно и вызывает зависть у любой бабы, но кто-то же должен терпеть, прощать, закрывать глаза на то, на что, в принципе, закрывать глаза нельзя. Вот она не станет. Подумай об этом, любимый.
— Хорошо, подумаю, — пообещал Сергей. — Так ты едешь?
— Нет, конечно.
— Ну все, я побежал. Пока. — В дверях он обернулся и искренне произнес: — Спасибо тебе, что ты так честно со мной поговорила. Честное слово, спасибо. Для меня это очень важно.
Жанна, внезапно повзрослевшая и помудревшая, кивнула ему, улыбнувшись сквозь слезы:
— Иди, иди уже. Удачного дня.
Удобно устроившись в кресле за журнальным столиком, Марина считала что-то на калькуляторе, мешая Андрею и Михаилу разбираться с накопившимися делами.