Она добыла из сумки мобильный.
— Солнышко, это ты? Послушай, я подумала, а не пойти ли нам вечером в Оперный? Сегодня там играют Респиге «Фонтаны Рима». Что, все зубры и монстры собираются? Да ну, как-нибудь потерплю, это же только в антракте… Ага, как раз перед завтрашним вечером оттаю душой, отдохну и хоть немного побуду с тобой. А то завтра опять до самой ночи словом не перекинемся.
— А я тебе боялся даже намекать на еще одно светское мероприятие, — ответил очень довольный Александр Сергеевич. — С огромным удовольствием, ты со мной уже давно никуда не выбиралась. Уж не знаю, где ты столько времени проводишь. Нет, не ворчу. И не капризничаю. Просто соскучился. Жду тебя к пяти, чтобы еще заехать куда-нибудь перекусить. Целую. Будь хорошей девочкой и веди себя прилично.
— Оптимист, — вздохнула Татьяна, отключившись.
Андрей честно пытался работать в своем офисе, но то и дело отвлекался на собственные мысли и замирал, уставившись невидящим взором в погасший экран компьютера. Наконец не выдержал, решился, набрал номер Татьяниной квартиры. Трубку долго, очень долго не брали, но Андрей мужественно ждал, успокаивая себя воспоминаниями о небывалой длине тамошних коридоров. Наконец кто-то отозвался на том конце провода.
— Алло, говорите, я слушаю.
— Здравствуйте. А Татьяну можно попросить?
Геночка пошарил взглядом по стене, обнаружил большой плакат, с любовью и большим мастерством выполненный на серой оберточной бумаге красной плакатной краской, и зачитал с выражением, как его наставляли:
— Уехала на два дня в Харьков по делам. — И спросил осторожно: — Может, что-нибудь передать? Я могу записать телефоны.
— Нет, спасибо, я перезвоню позже.
С чего он взял, что она будет сидеть дома и терпеливо дожидаться его звонка? Только из-за того, что до сегодняшнего дня именно так и было с другими женщинами?
Андрей вспомнил, как познакомился с Маринкой: на вечеринке у какого-то общего знакомого, с которым он виделся от случая к случаю. Она была самой яркой и интересной из всех барышень не только на том сабантуйчике, но и вообще среди его тогдашних знакомых. Он представился, спросил телефон и уехал домой, ничего не пообещав и не назначив свидания, — на следующий день у него была намечена важная встреча, и он совершенно не собирался являться на нее с мутным взглядом и тяжелой головой только по той причине, что ему понравилась хорошенькая девочка. А позвонил Марине только через день или два — он уже точно не помнил. Она схватила трубку после первого же гудка, и голос ее звенел такой радостью. Собственно, тем она его и подкупила: Андрей остро нуждался в человеке, который бы с нетерпением его ждал. По этому поводу Мишаня не раз бурчал: «Лучше купи себе собаку — дешевле станет и проблем меньше». Но собаку молодому человеку было заранее жаль: от нее не откупишься дорогими подарками, ей нужны внимание и забота.
В отличие от всех его предыдущих подруг и от Марины, Татьяна явно не нуждалась ни в крепком мужском плече, ни в перспективном и состоятельном поклоннике-«спонсоре», ни в выгодном женихе. Она была, как кошка, — гуляла сама по себе, и взгляд ее не был ни заискивающим, ни томным.
По идее Андрей должен был злиться на новую знакомую, но злился отчего-то на Марину: за ее несвоевременное появление в «Каффе», за осточертевшие капризы, за то, что она занимала непомерно большое место в его жизни, а претендовала еще на большее.
Вскоре стало ясно, что с таким настроением и такими мыслями работы не получится — лучше не напрягаться, чтобы не напороть чепухи. Молодой человек собрал бумаги, запер их в сейф, выключил компьютер. Затем заглянул к заместителю:
— Миха, я пошел, если что-то очень срочное, звони на трубу. Но только если очень срочное.
— Ты куда?
— «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов».
Михаил немного ошалел:
— Ты никогда не говорил, что у тебя в Саратове родственники! — И, осознав всю неразумность поступка своего друга, завопил в возмущении: — Какой Саратов, Андрюха, какой, блин, Саратов, у тебя завтра решающая встреча с Сашей Сергеевичем!
Андрей окинул его тем сочувственным взглядом, каким обычно смотрят посетители клиники для душевнобольных на тамошних несчастных обитателей, и весело сказал:
— Проехали, Миха. Успокойся. Это образное выражение, я остаюсь в Киеве. На встрече буду с неотвратимостью, как температура у больного инфлюэнцей.
— Хотя бы на работе разговаривал как человек, — забормотал тот смущенно и обиженно. — Я же однажды трёхнусь тут. Кстати, Маринка деликатно, как носорог, расспрашивала, что да как с этой твоей… из вчерашнего дурдома. Так я сказал, что это сплошные дела и никакой личной заинтересованности. Потому что там у тебя все равно ничего не склеится, а Маринку ты потеряешь.
Андрей невесело усмехнулся:
— Может, ты и прав.
На Байковом кладбище, у необычного надгробия из белого мрамора, что изображало вальяжную даму со старомодной прической, раскинувшуюся в кресле, с книгой в руках, стоял очень высокий господин с повязкой на правом глазу. Костюм у него был, по случаю жары, светлый, цвета топленого молока. Одной рукой он тяжело опирался на трость с серебряным набалдашником, а в другой едва удерживал огромный до неприличия букет нарциссов — всех цветов, форм и размеров.
На кладбище люди часто ведут себя не так, как обычно; и часто приходят сюда, чтобы договорить то, что не успели при жизни. Впрочем, это понимают лишь те, кто сам пережил потерю близкого человека.
Молодой человек атлетического сложения, стоявший у распахнутой дверцы черного «мерседеса», курил и откровенно скучал. Он исполнял одновременно обязанности шофера и телохранителя, но в данный момент хозяин никуда не собирался, уезжать и охранять его было не от кого. А вел он себя непривычно, мягко говоря. И спутнику его было не по себе. Он изо всех сил старался сдерживать неуместное любопытство, но уши его будто сами настраивались на нужную волну: он не то чтобы подслушивал — как-то само собой выходило.