— Извините, — осторожно спросил он, — где вы работаете? Кем? Если не секрет, конечно.
— На вольных хлебах, — неопределенно отмахнулась она. — Художник-иллюстратор. Я же выросла рядом с Аркадием Аполлинариевичем: у меня просто не было другого выхода.
Он сделал вывод, что она без работы и нуждается в деньгах, но гордость не позволит ей об этом говорить, и решил деликатно сменить тему:
— Извините, но его картины не показались мне шедеврами.
— Вы абсолютно правы, — легко согласилась Тото, — картины никакие. Да он и сам это знает. Зато преподаватель превосходный и вкус у него отменный. Впрочем, и художник он неплохой. Парадокс в том, что графика у него безупречная, но к маслу — ни малейшего таланта. Но ему не дают покоя лавры Брюллова, а графику он не признает и не понимает. Представляете? И вот каждый божий день — в солнце, дождь и слякоть — Аркадий Аполлинариевич и его верный, многострадальный стульчик отправляются на этюды…
— А тетя Капа и тетя Липа совсем, как бы это мягче выразить… утратили связь с реальностью?
Татьяна вовсе не обиделась, хоть он того и опасался втайне.
— Конечно нет, разве вы не заметили? Просто они не помнят ненужные мелочи. У них голова занята более важными вещами.
— Ну да, ну да, — а лазанье через окно?
— Вы уже и про окно знаете? — Она припомнила детали предшествующей беседы и спохватилась. — Ах, да!
Андрей кивал с лукавой усмешкой.
— Это высокое безумие страсти, — торжественно пояснила Тото, — а никакое не помешательство. У тети Капы протекает бурный роман, вот она и совершает необычные поступки, как всякая влюбленная женщина. Когда-то давно она была влюблена в немца — Фридриха. В сорок первом его расстреляли, среди прочих, просто так, для очистки совести стрелявших. Она тогда за одну ночь поседела. Татя Капа после него имела много романов, но влюбилась, кажется, впервые за много лет. И знаете, я ей даже завидую, так безоглядно, искренне и безумно у нее это выходит. Я бы дорого дала за такое. Стоп. Кажется, я вас заболтала.
— Что вы. Мне безумно интересно. Просто нужно заказать еще по кофейничку. Да?
— Готова пить кофе декалитрами — каюсь. Считается, что для бодрости и бодрствования. А после этого сплю как младенец.
Андрей сделал заказ, а потом робко тронул ее браслет:
— Неловко спрашивать, но у вас уж очень звучная фамилия. Скажите, а маршал фон Зглиницкий не приходится вам родственником?
— И не только он. Хотя, признаюсь, удивительно встретить человека, знакомого с историей Зглиницких. — Тут она сделала серьезное и строгое лицо. — Но за всех них, товарищ следователь, мы уже положенное отсидели.
— Почему бы вам не восстановить приставку «фон» и не похлопотать, чтобы вас приняли в Дворянское собрание? — спросил он, загораясь непонятным энтузиазмом.
— В Дворянском собрании и без меня слишком много дворян. А потом… вдруг к власти опять придут наши?
Он собирался ответить что-то, по возможности крайне остроумное, — ему нравилось слушать, как она смеется, будто горсть льдинок или хрусталинок рассыпают по серебряному подносу, но в этот момент зазвонил мобильный.
— Простите.
Андрей смотрел на номер, и лицо его неуловимо, но очевидно менялось. Он стал будто бы жестче, намного старше. И говорил короткими, отрывистыми фразами:
— Да, я помню, что обещал. Марина, это не самый лучший способ… Чем громче ты кричишь, тем меньше я тебя понимаю. Ну, возьми пять сотен — хватит? А чего ты хочешь? Ты же знаешь — я ненавижу мотаться по магазинам. Ну хорошо. Я в «Каффе». Совсем рядом? Я сейчас выйду.
Выключил телефон. Виновато посмотрел на свою спутницу.
— Простите еще раз, совсем забыл, что твердо обещал, — тут молодой человек замялся, явно не желая называть Марину ни невестой, ни женой, ни подругой, — сделать несколько покупок. Наверное, мы созвонимся на днях, завтра. Дайте мне ваш мобильный.
Татьяна ответила намного холоднее и сдержаннее:
— Увы, не дам, ибо такового не имеется. Могу продиктовать общий квартирный. Пишите — два, два, восемь…
Они были чересчур заняты собой, да и улицу в любом случае не разглядывали. А если бы и разглядывали — тогда что?
Недалеко от кафе остановился приметный автомобиль — темно-синий сверкающий «БМВ». Его водитель сидел за рулем, прижимая мобильный к уху плечом. Мимо машин, сбившихся у тротуара, как отара перепуганных овец, мимо которых ни пройти, ни проехать, к нему пробирался гражданин, также активно лопочущий в универсальное средство связи. Был он высок и широк в плечах, лет ему около сорока пяти. А внешность — так себе, среднестатистическая.
— О! — наконец обрадовался незнакомец. — Вот, вижу тебя. Сейчас подойду.
Он спрятал телефон в карман, подошел к автомобилю, наклонился к приоткрытому окну и просунул внутрь толстенькую пачку моментальных фотографий.
— Ну, вышло что-нибудь? — брюзгливо спросил хозяин «БМВ».
— Штук пять толковых снимков наберется. Но на безрыбье и рак — рыба, хорошо хоть эти успел.
Водитель проглядел фотографии:
— Да, не густо. Ну, что поделаешь, придется попытать счастья с тем, что есть. Мне теперь еще добычу отловить нужно.
— Счастливой охоты, — сказал второй, стремительно удаляясь по направлению к желтому спортивному автомобилю, припаркованному чуть выше по улице. Там он покрутился немного, выбрал относительно удобное местечко в теньке, на узкой крохотной лавочке, ютившейся под липой, и приготовился долго ждать.
Андрей торопливо набирал на мобилке номер, который продиктовала ему Татьяна, а по лестнице в этот момент уже поднималась Марина, которая не могла позволить себе роскошь не посмотреть на вероятную соперницу. Она даже приостановилась на предпоследней ступеньке, оглядываясь по сторонам, но тут ее взгляд упал на столик под окном, и первое, что обратило на себя ее внимание, был взгляд — взгляд, холодный и безучастный, которым Тото глядела на своего спутника.