Звонили с поздравлениями заклятые друзья и злейшие враги. Одни тонко — как занозу утюгом заглаживали — старались выпытать, во сколько обошлась Колганову имиджевая реклама; другие язвили, что у них нет таких доходов.
Сергей, ни сном ни духом не ведавший, что о вчерашнем мероприятии напишет чуть ли не вся центральная пресса, недоуменно шелестел газетами и похмыкивал.
Татьяна устроилась напротив.
— Шеф, у меня две новости. Обе хорошие. С какой начинать?
— Давайте с хорошей, — тепло улыбнулся он.
И поймал себя на мысли, что запах ее духов, неуловимый, тонкий и изысканный, будоражит его воображение, как бывало только в далекой молодости.
— Вы фотогеничны, — утвердила она.
— Мерси за комплиман… А какая тогда хорошая?
— В жизни вы гораздо лучше. Обаятельнее.
— Балуете вы меня, Танечка, — сказал Колганов. — А если я привыкну?
— К хорошему обязательно нужно привыкать и никогда больше не отвыкать, — наставительно отвечала она.
Сергей еще раз окинул взглядом удачный снимок.
— Признайтесь, откуда вы добыли собачку? Она ведь не сама по себе решила зайти к нам на огонек?
— В цирке, конечно, — рассмеялась Тото. — Правда же, чудесный песик?
Сергей воззрился на нее с неподдельным восхищением:
— Как вам только это в голову пришло?
— Я, конечно, приглашала толковых журналистов и подчеркивала, что нас интересует отнюдь не хвалебная статья, но именно их, каждого в отдельности, просвещенное мнение и ценные рекомендации…
— Однако-оо… — протянул Колганов, соображая, что у него самого, да и ни у одного из его сотрудников не хватило бы ни смелости, ни отчаянности, дабы озвучить такую идею журналистской братии, — порвут же на части, осмелев от вседозволенности.
А Татьяна между тем продолжила:
— Однако что бы им, бедным, запомнилось? Они ведь каждый божий день этих мероприятий смотрят — у-у-у! — И она смешно вытянула губы трубочкой, став лет на пять моложе. — А тут приблудная собачонка, самая фотогеничная на всю собачью труппу. Я их часа полтора отсматривала, пока выбрала. И вот вы уже не только большой друг детей и японцев, но и любитель животных. Вот, видите, — и она процитировала статью: — «После приветствия неожиданного „гостя“ пригласили на кухню и угостили на славу. Сергей заверил нас, что и о дальнейшей судьбе собачки он обязательно побеспокоится, — и почему-то это не вызывает никаких сомнений… „Не надо спасать мир, — сказал он. — Нужно всего лишь каждый день делать что-то конкретное для тех, кто рядом с тобой…“» Ну и так далее, включая искренние вам похвалы. Как говорил Штирлиц, лучше всего запоминается последняя фраза.
— И что запомнят про меня? — лукаво спросил Сергей.
— Что вы добрый, порядочный и с вами нужно иметь дело. С вашего позволения, я отлучусь из офиса. У меня сегодня просто какой-то хоровод любви с нашими будущими партнерами и клиентами.
Сергей проводил ее до дверей, а после какое-то время стоял неподвижно, забыв вернуться на свое место, напряженно о чем-то раздумывая. Подойдя же к столу, обнаружил, что Татьяна забыла у него в кабинете толстую книгу в старомодном переплете. То была «История оружия», заложенная очаровательной стильной закладкой в японском духе на статье о кинжале дага.
Колганов потоптался с книгой в руках, поднес ее к лицу, втягивая тонкий запах, который, как ему казалось, все еще витал вокруг, и прошептал:
— Невероятная женщина….
— Ну и что теперь будет с Маринкой? — спросил Миха, наливая коньяк в пузатые бокалы.
— Ты лучше спроси, что со мной будет! — попросил Андрей.
— Ну, спрашиваю.
— Спрашивают — отвечаем, — деланно весело откликнулся Трояновский. — Не знаю, Мишка, ничего уже не знаю.
— Ну ты даешь! — сказал Михаил, подумав, что это чуть ли не первый раз в жизни, когда Андрей не обращает внимания на его вредную привычку начинать каждую фразу с «ну». Эк, прихватило друга детства, что он даже к словам-паразитам не придирается.
— Понимаешь, — Андрей отставил коньяк в сторону, — здесь, с Татьяной, все может быть только всерьез. Да оно и есть всерьез.
— Это пугает, — без тени издевки сказал Михаил.
Они слишком давно дружили и слишком многое пережили вместе, чтобы он теперь не понимал, что творится на душе у его холодноватого и сдержанного друга.
— Еще как пугает, — не стал спорить Андрей. — Как-то все это слишком по-настоящему.
Мишка усмехнулся:
— То есть не как обычно — «Мерседес уходит от погони», а «Обратной дороги нет».
Андрей с некоторым удивлением взглянул на товарища, от которого не ждал такой яркой образности.
— В самую точку. Знаешь, я даже формулу такую вывел: что есть женщины, с которыми живут, а есть женщины, ради которых и живут, и умирают.
— Ого, как тебя, беднягу, скрутило.
— А еще она заставляет меня все время говорить правду. И не правду даже, а то, что я на самом деле думаю. То есть не заставляет, но иначе не получается почему-то.
Михаил поморщился, вообразив себе, что бы сказала его нынешняя пассия, узнай она, что кавалер думает о ней на самом деле.
— Экстрасенска, что ли? — уточнил он после паузы. — Вот это больше похоже на правду. Они все немного свихнутые.
— Да нет же, — досадливо махнул рукой Андрей. — Перестань издеваться. Не до того. Я и сам толком не понимаю, как это у нее получается, только вот смотрит — и ясно, что весь наш лепет не проходит. Как это прораб твой говаривал? Номер не прохиляет.
Михаил задумчиво, словно пробуя на вкус каждое слово, повторил: